Николай Васильевич, вы когда на работу приходите, у вас пропуск спрашивают, как у живой легенды?

Ну а как же? (Смеётся). Пропуск в кармане. На проходной прикладываешь, лампочка загорается, проходишь. Когда я пришел (в КБ Ильюшина - ред) в 1943 году, то пропуск оставался в проходной, надо было подойти к вахтёру, я говорил номер свой, мне давали пропуск и я проходил на завод. Так было. И мы сами фотографировали людей на пропуска.
Раньше были звонки: начало работы и конец работы. У Сергея Владимировича Ильюшина было правило: человек должен прийти за 5 минут до начала работы. Когда прозвенит звонок, он уже должен работать. Телефонные разговоры до обеда запрещены, выход в город был закрыт. Такая дисциплина была. У меня был пропуск на завод и на нашу летную базу. Сейчас застроили её, не дали дожить Ходынке до 100-летнего юбилея.

Можете вспомнить, как пришли в фотографию?

Во время войны дед работал на "ильюшинском" заводе мотористом. Мой папа поговорил с ним, и нас с братом решили туда устроить работать. Брат пошел работать токарем, а меня, (мне было всего 13 лет), отвели к фотографу — Лобанову Виктору Павловичу. Тот меня взял. Так я попал в фотолабораторию. Фотографию я уже немножко знал, папа был фотолюбителем и дома был фотоаппарат. Я знал что такое проявитель и закрепитель, понимал процесс. А в 1943 году я впервые увидел Ильюшина, он приходил к нам в лабораторию. Брюки галифе, сапоги и военный китель - он так и ходил. Ильюшин посмотрел на меня и спросил Лобанова: а это кто? Тот ответил — новый работник. Я поступил 22 июля, а в ноябре мне исполнилось 14 лет. Сначала я был учеником и помогал Лобанову. Первая самостоятельная работа — это съёмка штурмовика Ил-16, его я фотографировал на Ходынке.
Ещё одна моя ранняя большая самостоятельная съёмка - экспериментальный бомбардировщик Ил-22. Это четырёхдвигательный реактивный военный самолёт. Параметры работы двигателей надо было записывать, а аппаратура какая была? Коптюшка или коптильня - к барабану приклеивали лист специальный, коптили его до черноты. По этому листу стрелки чертили показания приборов. Но так как приборов на этом самолете было много, то встал вопрос съёмки приборной доски, для расшифровки после полёта. Над летчиками мы закрепили камеру КС-2 на 30 метров плёнки. Я должен был подготовить аппаратуру, зарядить, разрядить, приехать в Москву, обработать, отдать материал в расшифровку. Всё это было самодельное и кустарное, промышленность наша тогда никакого оборудования не выпускала.
А на 62-й машине уже стояли осциллографы, которые писали показания на фотобумагу. Первые аппараты были под рулон в 3 метра, но у нас был один механик, который смастерил кассету на 60 метров бумаги. Мне тогда сказали: давай, переезжай в Жуковский, организовывай лабораторию. Я отказался и сказал что останусь в Москве. И занялся в чистом вид фотографией.

Как вы пришли к воздушным съёмкам?

Ильюшин выписывал зарубежные журналы, сам просматривал их, помечал статьи, которые нужно было переводить. Я эти журналы любил рассматривать и всегда обращал внимание на воздушные съёмки, в каких ракурсах снимают. И думал - как мне самому такое сделать? Надо же приноровиться. Надо с лётчиками поговорить, как мне хочется, чтобы они показали в воздухе самолёт. Некоторые наши лётчики-испытатели это выполняли. В основном я снимал из Ил-18, через открытую заднюю дверь. Приходилось также из кабины стрелка в Ил-76, через стекло снимать. А ракурсы я отрабатывал в лаборатории на модели. Я сделал большую фотографию облаков, как фон, и подвешивал на нитках модель. Но ниточки на снимке было видно и требовалась ретушь, после чего фотография ухудшалась. Я заметил, что глядя на снимок первое, что вижу, это небо и верх самолёта. Что я сделал? Я эти облака перевернул, модель тоже брюхом кверху, в таком виде её подвешивал на ниточки, гирьками придавал ей нужный угол и теперь самолёт был хорошо виден. Так я стал заниматься воздушной съемкой.

Вы себя считали творческим работником или техническим?

И то, и другое. На заводе я был техническим фотографом. Я снимал железки, но их тоже не так просто снимать. А если я где-то на отдыхе, то сразу искал какой-нибудь ракурс интересный, фотоаппарат был всегда со мной. Я, можно так сказать, всесторонний.
В воздушной съёмке больше творчества, конечно. Сначала задумал, потом объясняешь лётчику, а в полете уже ракурс ищешь хороший, чтобы самолёт был виден хорошо. Начинаешь думать, а как его лучше снять в воздухе, я же не могу сам повернуть. В полёте связь была через лётчика, а он потом связывался с пилотом самолета, который я снимал. Я им говорил: передайте, чтобы покачал крыльями. А что такое было покачать крыльями? Самолёт сначала уходил влево, в после перекладывал и уже к нам приближался. В это время нужно было снимать. Или когда съемку взлёта с земли ведешь, надо снова договориться с летчиком, узнать, где он оторвёт машину. Техника была не то что сегодня, я мог сделать только один кадр – и самолёт улетел. Мало было попасть в выдержку и экспозицию, надо успеть нажать в тот момент, когда самолёт отрывается. И пока не проявишь, не знаешь, что у тебя получилось. Аппаратура у меня сначала была любительская, бытовая. Хорошая позже появилась.
Или взять съёмку взлёта - сейчас такая аппаратура, я могу 8 кадров в секунду снимать, а тогда я делал один кадр и всё, самолёт улетел.

Все свои фотоаппараты помните?

Ну, почти. Первый - «Фотокор». Потом «Зоркий-3». Работал «Практикой», широкоформатной камерой «Москва-2», она особо мне нравилась. «Искрой» работал. Потом уже Pentaflex появился, «Аsahi» японская и чуть позже «Linhof». Cейчас у меня лаборатория оснащена более-менее нормально. Eсть два плоттера на большой формат, камеры уже цифровые.

Зачем вы пошли в школу фоторепортажа и что она вам дала?

Вообще-то у меня желание было дальше идти и как-то развиваться. Например во ВГИК поступить. Но поскольку я начал ездить в Жуковский на испытания, то времени у меня не хватало. Как-то я узнал про курсы фоторепортажа при Доме Журналиста и попал на второй поток. Вместе со мной учился Виктор Ахломов, он стал известным фоторепортёром и в «Огоньке» с «Неделей» много печатался.

Эта школа репортажа помогла вам в работе?

Помогла. Появилось больше знакомых, мы обсуждали какие-то вопросы фотографические. Я в основном любил снимать в репортажном ключе, не постановочно.

А чем хорошая фотография отличается от плохой?

Трудно сказать, но если фотография плохо сделана, то она и есть плохая. Надо стараться делать красивую фотографию, приложить руки.

Вы для себя какие-то правила работы придумали?

Самое главное правило - аккуратность. Не терять голову, когда с открытой дверью, с открытой рампы снимаешь. Чтобы наружу не "выйти", например.

Какими качествами должен обладать фотограф, что он должен уметь?

Самое главное для фотографа - любить своё дело. У нас специализация на железках. И конечно – воздушная съемка. Но мне пришлось поснимать и для медиков. Был такой случай. Директор меня вызывает и говорит: поезжай на 15-ю Парковую, там больница. Называет фамилию – Александров, проктолог. Поезжай к нему. И я поехал, не зная, что мне нужно будет снимать. Доктор меня встречает и говорит: я знаю, что ты самолёты снимаешь, но у меня совсем другое. И повёл меня в предоперационную. И показывает то, что они у больных вырезают. Надо, говорит, это сфотографировать. Сначала мне было как-то не по себе, но уже на второй, третий раз я спокойно заходил в операционную и снимал. Эти слайды нужны были для обучения студентов. Так что, я всесторонний.

Ваши фотографии в рекламе использовались?

А как же? «Авиаэкспорт» постоянно пользовался моими фотографиями. Через них мои фотографии обошли весь мир. А журнал «Flight» опубликовал моё фото Ил-96 на целую страницу и подпись сделали: «Фото Николая Васильевича Нилова». Впервые такое у меня было, чтоб полностью.
Я фотографировал пять президентов Франции, начиная с Де Голля и кончая Шираком. А в 1971 году во «Внуково» съемку проводил, когда членам Политбюро показывали авиатехнику. Все эти фотографии видели.

Какой самолёт Ильюшина самый фотогеничный?

Ильюшинские самолеты все красивые, особенно 62-я машина. Помню, как я первый раз её увидел в воздухе, во время первого полёта. До сих пор не забыть. Ильюшин придавал большое значение, как самолёт снаружи выглядит.

Вам было трудно переходить с пленки на цифру?

Нет, не трудно. Это как пересесть с машины с "механикой" на "автомат". Мне сначала говорили: будешь привыкать к "автомату". Я сел первый раз на "автомат" и поехал. Так и здесь. Фотоаппарат тот же остался, только теперь пленку не заряжаешь, а вставляешь карту. Было так: отснял 36 кадров и меняй пленку. Так что на цифре даже легче стало работать.

Вот вы в начале интервью рассказали, что любили рассматривать иностранные журналы.

Да.

Какие идеи иностранных фотографов вам были интересны, а какие нет?

Мне все интересно! Я с удовольствием рассматриваю все фотографии. И делаю выводы для себя, как потом лучше снять. У нас было так заведено: пять классических снимков для документации. Вид спереди, 3/4 спереди, сбоку, 3/4 сзади и сзади, чтобы
можно было показать самолет со всех сторон.